Неточные совпадения
Да сказать Держиморде, чтобы не слишком давал воли кулакам
своим; он, для
порядка, всем ставит фонари под глазами — и правому и виноватому.
Бежит лакей с салфеткою,
Хромает: «Кушать подано!»
Со всей
своею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И с белыми собачками,
Пошел помещик завтракать,
Работы осмотрев.
С реки из лодки грянула
Навстречу барам музыка,
Накрытый стол белеется
На самом берегу…
Дивятся наши странники.
Пристали к Власу: «Дедушка!
Что за
порядки чудные?
Что за чудной старик...
Но не успел он еще
порядком рот разинуть, как бригадир, в
свою очередь, гаркнул...
Обыкновенно он ничего
порядком не разъяснял, а делал известными
свои желания посредством прокламаций, которые секретно, по ночам, наклеивались на угловых домах всех улиц.
Для того чтобы всегда вести
свои дела в
порядке, он, смотря по обстоятельствам, чаще или реже, раз пять в год, уединялся и приводил в ясность все
свои дела. Он называл это посчитаться, или faire la lessive. [сделать стирку.]
И хотя он всех их любил, ему немного жалко было
своего Левинского мира и
порядка, который был заглушаем этим наплывом «Щербацкого элемента», как он говорил себе.
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве. Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в
порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и письма, которые у нее скопились на столе.
Нет ничего парадоксальнее женского ума: женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами;
порядок доказательств, которыми они уничтожают
свои предупреждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме
своем все школьные правила логики.
В первые дни Андрей Иванович опасался за
свою независимость, чтобы как-нибудь гость не связал его, не стеснил какими-нибудь измененьями в образе жизни, и не разрушился бы
порядок дня его, так удачно заведенный, — но опасенья были напрасны.
Искоса бросив еще один взгляд на все, что было в комнате, он почувствовал, что слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить словами «экономия» и «
порядок»; и потому, преобразивши таким образом речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и принести лично
свое почтение.
У всякого есть
свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ
своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь
порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого есть
свое, но у Манилова ничего не было.
Один среди
своих владений,
Чтоб только время проводить,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок новый учредить.
В
своей глуши мудрец пустынный,
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу
своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед;
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.
Траги-нервических явлений,
Девичьих обмороков, слез
Давно терпеть не мог Евгений:
Довольно их он перенес.
Чудак, попав на пир огромный,
Уж был сердит. Но, девы томной
Заметя трепетный порыв,
С досады взоры опустив,
Надулся он и, негодуя,
Поклялся Ленского взбесить
И уж
порядком отомстить.
Теперь, заране торжествуя,
Он стал чертить в душе
своейКарикатуры всех гостей.
Все это так чинно, аккуратно лежит на
своем месте, что по одному этому
порядку можно заключить, что у Карла Иваныча совесть чиста и душа покойна.
Отдать Кроту: о нём молва была,
Что он во всём большой
порядок любит:
Без ощупи шага не ступит
И всякое зерно для
своего стола
Он сам и чистит, сам и лупит...
Он отворотился и отъехал, не сказав более ни слова. Швабрин и старшины последовали за ним. Шайка выступила из крепости в
порядке. Народ пошел провожать Пугачева. Я остался на площади один с Савельичем. Дядька мой держал в руках
свой реестр и рассматривал его с видом глубокого сожаления.
Понемногу она стала привыкать к нему, но все еще робела в его присутствии, как вдруг ее мать, Арина, умерла от холеры. Куда было деваться Фенечке? Она наследовала от
своей матери любовь к
порядку, рассудительность и степенность; но она была так молода, так одинока; Николай Петрович был сам такой добрый и скромный… Остальное досказывать нечего…
Фенечка и
свои волосы привела в
порядок, и косынку надела получше, но она могла бы остаться, как была.
Тяжелая дорогая мебель стояла в обычном чопорном
порядке вдоль стен, обитых коричневыми обоями с золотыми разводами; покойный Одинцов выписал ее из Москвы через
своего приятеля и комиссионера, винного торговца.
Религиозные настроения и вопросы метафизического
порядка никогда не волновали Самгина, к тому же он видел, как быстро религиозная мысль Достоевского и Льва Толстого потеряла
свою остроту, снижаясь к блудному пустословию Мережковского, становилась бесстрастной в холодненьких словах полунигилиста Владимира Соловьева, разлагалась в хитроумии чувственника Василия Розанова и тонула, исчезала в туманах символистов.
В должности «одной прислуги» она работала безукоризненно: вкусно готовила, держала квартиру в чистоте и
порядке и сама держалась умело, не мозоля глаз хозяина. Вообще она не давала повода заменить ее другой женщиной, а Самгин хотел бы сделать это — он чувствовал в жилище
своем присутствие чужого человека, — очень чужого, неглупого и способного самостоятельно оценивать факты, слова.
— Есть факты другого
порядка и не менее интересные, — говорил он, получив разрешение. — Какое участие принимало правительство в организации балканского союза? Какое отношение имеет к балканской войне, затеянной тотчас же после итало-турецкой и, должно быть, ставящей целью
своей окончательный разгром Турции? Не хочет ли буржуазия угостить нас новой войной? С кем? И — зачем? Вот факты и вопросы, о которых следовало бы подумать интеллигенции.
Дня три он провел усердно работая — приводил в
порядок судебные дела Зотовой,
свои счета с нею, и обнаружил, что имеет получить с нее двести тридцать рублей.
Самгин прожил в Париже еще дней десять, настроенный, как человек, который не может решить, что ему делать. Вот он поедет в Россию, в тихий мещанско-купеческий город, где люди, которых встряхнула революция, укладывают в должный, знакомый ему, скучный
порядок свои привычки, мысли, отношения — и где Марина Зотова будет развертывать пред ним
свою сомнительную, темноватую мудрость.
Ленивенький Тагильский напоминал Самгину брата Дмитрия тем, что служил для
своих друзей памятной книжкой, где записаны в хорошем
порядке различные цифры и сведения.
«Он не сомневается в
своем праве учить, а я не хочу слышать поучений». Самгиным овладевала все более неприятная тревога: он понимал, что, если разгорится спор, Кутузов легко разоблачит, обнажит его равнодушие к социально-политическим вопросам. Он впервые назвал
свое отношение к вопросам этого
порядка — равнодушным и даже сам не поверил себе: так ли это?
— Недавно, беседуя с одним из таких хитрецов, я вспомнил остроумную мысль тайного советника Филиппа Вигеля из его «Записок». Он сказал там: «Может быть, мы бы мигом прошли кровавое время беспорядков и давным-давно из хаоса образовалось бы благоустройство и
порядок» — этими словами Вигель выразил
свое, несомненно искреннее, сожаление о том, что Александр Первый не расправился своевременно с декабристами.
Кухня была истинным палладиумом деятельности великой хозяйки и ее достойной помощницы, Анисьи. Все было в доме и все под рукой, на
своем месте, во всем
порядок и чистота, можно бы сказать, если б не оставался один угол в целом доме, куда никогда не проникал ни луч света, ни струя свежего воздуха, ни глаз хозяйки, ни проворная, всесметающая рука Анисьи. Это угол или гнездо Захара.
Легко ли? предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о
своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в
порядке управления
своим имением.
Штольц не приезжал несколько лет в Петербург. Он однажды только заглянул на короткое время в имение Ольги и в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо, в котором Андрей уговаривал его самого ехать в деревню и взять в
свои руки приведенное в
порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной уезжал на южный берег Крыма, для двух целей: по делам
своим в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
Ей стало гораздо легче, когда заговорили о другом и объявили ей, что теперь им можно опять жить вместе, что и ей будет легче «среди
своих горе мыкать», и им хорошо, потому что никто, как она, не умеет держать дома в
порядке.
Зима, как неприступная, холодная красавица, выдерживает
свой характер вплоть до узаконенной поры тепла; не дразнит неожиданными оттепелями и не гнет в три дуги неслыханными морозами; все идет обычным, предписанным природой общим
порядком.
— Приезжает ко мне старушка в состоянии самой трогательной и острой горести: во-первых, настает Рождество; во-вторых, из дому пишут, что дом на сих же днях поступает в продажу; и в-третьих, она встретила
своего должника под руку с дамой и погналась за ними, и даже схватила его за рукав, и взывала к содействию публики, крича со слезами: «Боже мой, он мне должен!» Но это повело только к тому, что ее от должника с его дамою отвлекли, а привлекли к ответственности за нарушение тишины и
порядка в людном месте.
— Праздные повесы, которым противен труд и всякий
порядок, — продолжал Райский, — бродячая жизнь, житье нараспашку, на чужой счет — вот все, что им остается, как скоро они однажды выскочат из колеи. Они часто грубы, грязны; есть между ними фаты, которые еще гордятся
своим цинизмом и лохмотьями…
— Книги! Разве это жизнь? Старые книги сделали
свое дело; люди рвутся вперед, ищут улучшить себя, очистить понятия, прогнать туман, условиться поопределительнее в общественных вопросах, в правах, в нравах: наконец привести в
порядок и общественное хозяйство… А он глядит в книгу, а не в жизнь!
Ему любо было пока возиться и с бабушкой: отдавать
свою волю в ее опеку и с улыбкой смотреть и слушать, как она учила его уму-разуму,
порядку, остерегала от пороков и соблазнов, старалась свести его с его «цыганских» понятий о жизни на
свою крепкую, житейскую мудрость.
По впечатлительной натуре
своей он пристрастился к этой новой, простой, мягкой и вместе сильной личности. Он располагал пробыть в «Дымке» и долее. Ему хотелось вникнуть в
порядок хозяйственного механизма Тушина. Он едва успел заметить только наружный
порядок, видеть бросающиеся в глаза результаты этого хозяйства, не успев вникнуть в самый процесс его отправления.
Татьяна Павловна на вопросы мои даже и не отвечала: «Нечего тебе, а вот послезавтра отвезу тебя в пансион; приготовься, тетради
свои возьми, книжки приведи в
порядок, да приучайся сам в сундучке укладывать, не белоручкой расти вам, сударь», да то-то, да это-то, уж барабанили же вы мне, Татьяна Павловна, в эти три дня!
— О да, ты был значительно груб внизу, но… я тоже имею
свои особые цели, которые и объясню тебе, хотя, впрочем, в приходе моем нет ничего необыкновенного; даже то, что внизу произошло, — тоже все в совершенном
порядке вещей; но разъясни мне вот что, ради Христа: там, внизу, то, что ты рассказывал и к чему так торжественно нас готовил и приступал, неужто это все, что ты намерен был открыть или сообщить, и ничего больше у тебя не было?
Я всегда замечал, что даже самые забулдыжные, самые потерянные французы чрезмерно привержены в
своем домашнем быту к некоторого рода буржуазному
порядку, к некоторого рода самому прозаическому, обыденно-обрядному образу раз навсегда заведенной жизни.
Там хороша ли эта честь и верен ли долг — это вопрос второй; но важнее для меня именно законченность форм и хоть какой-нибудь да
порядок, и уже не предписанный, а самими наконец-то выжитый. Боже, да у нас именно важнее всего хоть какой-нибудь, да
свой, наконец,
порядок! В том заключалась надежда и, так сказать, отдых: хоть что-нибудь наконец построенное, а не вечная эта ломка, не летающие повсюду щепки, не мусор и сор, из которых вот уже двести лет все ничего не выходит.
Но я подарил их Тимофею, который сильно занят приспособлением к седлу мешка с чайниками, кастрюлями, вообще необходимыми принадлежностями
своего ремесла, и, кроме того, зонтика, на который более всего обращена его внимательность. Кучер Иван Григорьев во все пытливо вглядывался. «Оно ничего: можно и верхом ехать, надо только, чтоб все заведение было в
порядке», — говорит он с важностью авторитета. Ванюшка прилаживает себе какую-то щегольскую уздечку и всякий день все уже и уже стягивается кожаным ремнем.
Опять пошло
свое: ни ходить, ни сидеть, ни лежать
порядком!
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать
порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились в голове при воспоминании о Франции. «В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с
своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя в ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
Жизнь наша опять потекла прежним
порядком. Ранним утром всякий занимался чем-нибудь в
своей комнате: кто приводил в
порядок коллекцию собранных растений, животных и минералов, кто записывал виденное и слышанное, другие читали описание Капской колонии. После тиффинга все расходились по городу и окрестностям, потом обедали, потом смотрели на «картинку» и шли спать.
Вам хочется знать, как я вдруг из
своей покойной комнаты, которую оставлял только в случае крайней надобности и всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно морей, как, избалованнейший из всех вас городскою жизнию, обычною суетой дня и мирным спокойствием ночи, я вдруг, в один день, в один час, должен был ниспровергнуть этот
порядок и ринуться в беспорядок жизни моряка?
— Должен доктор свидетельствовать. Которых слабых оставлять. А то повели чуть живого, — говорил приказчик, очевидно щеголяя
своим знанием
порядков.
Потом шли общественники, потом женщины, тоже по
порядку, сначала — каторжные, в острожных серых кафтанах и косынках, потом — женщины ссыльные и добровольно следующие, в
своих городских и деревенских одеждах.
— Готов, — сказал фельдшер, мотнув головой, но, очевидно, для
порядка, раскрыл мокрую суровую рубаху мертвеца и, откинув от уха
свои курчавые волосы, приложился к желтоватой неподвижной высокой груди арестанта. Все молчали. Фельдшер приподнялся, еще качнул головой и потрогал пальцем сначала одно, потом другое веко над открытыми голубыми остановившимися глазами.
— Не могу согласиться и с тем, чтобы суд имел целью поддержание существующего
порядка. Суд преследует
свои цели: или исправления…